Иван Муравьёв - Южный Крест или Мечты сбываются

От автора

Выход «Южного Креста» в публикацию закономерно вызвал вопросы от заинтересованных читателей. К сожалению, часть этих вопросов была вызвана не интересом к рассказу, а другими соображениями. Меня спрашивают, кто был прототипом Данила и действительно ли он нарушал торговое эмбарго Кубы. Интересуются, как называлась яхта, замеченная нами в дрейфе у берегов Гаити. В связи с этим, считаю нужным сделать необходимое пояснение: все без исключения события в данном тексте являются плодом авторского вымысла. Все совпадения имён, дат, географических названий и сюжета являются случайными. Местоимение «Я» в данном тексте обозначает на Автора, а вымышленного персонажа.

Пролог.

Когда мне было шесть лет, я прочитал книжку. Сейчас я, увы, не помню ни автора, ни текста. Помню только, что говорилось в ней про морские экспедиции. Иллюстрации в книге были замечательные, как раз для тогдашнего меня: я часами мог рассматривать рисунок каравеллы в разрезе, парусное вооружение баркентины и прочее. Для ребёнка-горожанина, живущего у широкой, но такой известной Волги, впитанная доза морской романтики была сокрушительной: на время я пропал для общества, бредил пассатами, шкотами, кильблоками и прочими жвакагалсами. Тогда же пообещал во всеуслышание, что обязательно отправлюсь на паруснике на Карибы. Чтобы Южный Крест. И пираты. Местная продвинутая молодежь (в моем продвинутом детском садике) подняла меня на смех. "Послушай, старик" — увещевали они (было круто вот так обращаться, "старик") — "пока мы повзрослеем, парусников не останется вовсе". В глубине души признавая их правоту, я не переставал мечтать. Вот я стою у штурвала, ведя по компасу корабль сквозь ночь, вот встречаю в открытом море фрегат под «Юнион Джеком», вот схожу на берег, прихрамывая (не знаю почему, может, пиратами навеяло). Моремания продолжалась, тихо, без манифестаций, но судомодельный кружок, занятия плаванием, увлечение океанологией — многое нанизывалось на эту невидимую нить.

И вот, представьте себе, всего 35 лет спустя после прочтения той книги я стоял на руле парусника безлунной карибской ночью с заряженным картечью пистолетом на боку и вполголоса крыл в морского черта бабушку всех пиратов, из-за которых приходится идти без огней и жечь солярку. А потом через день мы были остановлены фрегатом Royal Navy, из-за чего экипаж заимел недостающее горючее, а я — разрыв связок на голеностопе. Вот так они и сбылись, мои детские мечты, с точностью до буквы.

Впрочем, обо всём по порядку.

Данил и его команда.

К началу первой главы нашего повествования я успел выучиться, обзавестись семьёй и радикально сменить место жительства. Работа, дети, заботы по дому — обычная житейская круговерть. Впрочем, я состоял членом местного парусного клуба, хотя все наши приключения ограничивались воскресными покатушками под парусом по реке Делавар.

Как и все виденные мной клубы, Делаварский парусный состоял из новичков, приходящих и уходящих каждый год, постоянных участников и стоящей наособицу элиты. Как раз элита вела совсем другую, более интересную жизнь, из них постоянно кто-нибудь ездил на гонки, регаты, перегоны… к ним-то я и обратился. ”Нет проблем!” — сказал шкипер клуба, и меня включили в лист рассылки, пообещав от себя рекомендацию: как видно, я был в клубе на хорошем счету. Не прошло и двух недель, как в почтовом ящике оказалось весьма увлекательное предложение.

Народ с парусного клуба искал добровольцев в перегонную команду. Один их общий знакомый, по профессии учёный и по складу души авантюрист, выйдя на покой, в корне поменял уклад жизни: продал квартиру и купил 45-футовый парусный катамаран. Этот-то катамаран и нужно было пригнать к месту временной стоянки во Флориде с Британских Вирджинских островов, которые стараниями сэров Уолтера Рэйли и Генри Моргана с XVII века имеют славу крупнейшего торжища парусников. Я уже было расстроился, так как Британские Карибы были для меня без визы недостижимы, но народ меня успокоил, сказав, что все равно растаможка будет на Пуэрто-Рико, и значит, я смогу присоединиться к команде там и все время плавания формально не покидать территории США (Пуэрто-Рико — палуба — Флорида). В другие порты заходить они не собирались, планируя преодолеть тысячу двести миль до Флориды в один длинный перегон.

Собирать справки и готовить документы для меня — занятие не из приятных, но оставшиеся две недели я просто летал: к врачу освидетельствовать здоровье, к шкиперу клуба за рекомендацией… Меня дразнила и манила предстоящая мне неделя под парусом, первый долгий перегон в моей жизни. И вот, наконец, настал тот день, когда рейсовый лайнер оторвался от полосы, перелетая из слякотной зимы Северо-Востока в палящий зной Пуэрто-Рико. Не знаю как вас, дорогой читатель, а меня волнует суета автобусных станций, гудки поездов на вокзалах, несмолкающий гул аэропорта. В этих местах для нас чуть-чуть приоткрывается веер путей, доступных в жизни. Подумать только, можно просто вот так, прямо сейчас, улететь, например, в Аддис-Абебу, пройти дорогами Николая Степановича или сэра Артура, или найти свой путь, и рассказать о нём, когда придёт время. Вот господин судовладелец, например, сменил кабинетную жизнь на долю морского бродяги. По письмам судя, нервничает, скупится, но не жалеет пока.

Пуэрто-Рико свалилось на меня со всех сторон разом, ослепив солнцем, оглушив хаосом гудков и музыки, доносящейся из каждого открытого окна, забив обоняние густым ароматом сигар и гниющих фруктов на обочинах. Осязанию тоже досталось, когда я неосторожно облокотился на раскалённый багажник такси. ”Первый раз здесь?” — спросил таксист, рассматривая в зеркале заднего вида мою физиономию. Улыбнулся на мой обалделый кивок и заключил: ”Привыкнешь еще, потом захочешь вернуться”. С ветерком доставил меня к въезду в марину, получил причитающееся, газанул и ввинтился в беспорядочный поток машин на Калле дель Трен.

Марина «под флюгером» ничем не отличалась от других, мною виденных: та же хаотическая на первый взгляд мешанина яхт у причалов, мельтешенье тузиков, гудение автоцистерн, развозящих горючее. Катамараны, как самые широкие и неповоротливые, швартовались ближе к выходу, туда я и направился. Возле первого, подходящего под описание, возился, выводя на борту новое название, рыжебородый мужик, одетый в ветхую футболку и выгоревшие до снежной белизны джинсовые шорты (для понимающих — статусные атрибуты морского волка).

• — Хэллоу! — поздорвался я — Ай эм Иван. А ю зе скиппер?
• — Привьет, Иван — отвечал мужик — Я Данил. Прыгай aboard!

Вот так состоялось моё знакомство с капитаном Дэниелом Бэйкером. Человек интересной судьбы, он работал в НАСА инженером, а когда начались совместные полёты на «Мир», был приглашён в Россию, работал в Звёздном и лихо рассекал по московским улицам на дизельной «Оке». Потом разругался с начальством, уволился, превратил хобби в профессию и сейчас работает по доставке яхт, без ограничений (от так и сказал, по-русски, ”Без ограничений!”, подняв вверх перемазанный краской палец).

Мне навстречу из салона выпрыгнул господин судовладелец. Был он сухощав, подвижен и напоминал Суворова, если вы можете представить генералиссимуса в тёмных очках и ветровке. Быстро кивнув на моё приветствие, он представил меня своей жене (Мэри-Лу, на двадцать лет его моложе, ну точно авантюрист!) и остальной команде.

Команда, кстати, подобралась странная, с бору по сосенке. Формально подходящие под строгие критерии страховой компании, мы все весьма различались.

• — Пол, Пол Джексон. Смотрит прямо, пожатие крепкое, да и форма одежды привычно-мореманская. Тоже уникальный в своём роде: айтишник, консультант, весьма известный, живёт с женой на яхте, снабженной спутниковым Интернетом, откуда и работает. Морской опыт сравним с даниловым (что потом сослужит нам дурную службу).
• — Нараянан, можно просто Ник. Юный, восторженный. ветровка на нём не обмята и смотрит радостно, как, наверное, и я сам.
• — Питер Бухвальд. Пожилой уже дядька, с висячими усами и сам какой-то весь обвисший. Как потом оказалось, выдающийся флегматик.

Всего получилось шесть человек, не считая шкипера, как раз на три вахты. Быстро их распределили, Пол и Ник сразу же заграбастали вахту с четырёх до восьми ("Закаты и восходы!" — мечтательно произнёс Ник), судовладельцу с женой предложили семейную, восемь утра и вечера, а нам с Питером, как самым пофигистам, и вахты достались самые нудные: полдень и полночь. Представившись, все разбежались по прежним занятиям, которых, как всегда перед отплытием, для всех находится в избытке. Тем более, что лодочка досталась Судовладельцу после трёх лет чартера, а значит, интенсивного и весьма небрежного пользования. Вот почему мы ползали по ней, проверяя, поднимаясь на мачту и опускаясь в мутную воду гавани. Починив и почистив всё что можно, долго плескались в маринском душе, стиральным порошком смывая с себя мазут, смазку, герметик и прочие субстанции и, вконец обессилев, повалились вокруг стола на кокпит. Уже настал ранний тропический вечер, но было по-прежнему душно.

• — Ну, кто добровольцем на камбуз? — несмело спросил Судовладелец. Взоры, полные мольбы, были ему ответом.
• — Тогда пойдёмте куда-нибудь в кафе! — предложил Ник — Только в маринское не надо: там дорого и невкусно.
• — Надо бы Данила спросить. Кстати, а где он?
• — Кто хочет, может в кафе — сказал умытый и подстриженный Данил с пирса — а можно и со мной. Нас всех приглашает к себе мой друг.

Так вот и получилось, что через полчаса мы всем кагалом завалились в гости к Данилову корешу, для нас совершенно незнакомому человеку. Наученные опытом путешествий, мы по дороге закупились вкусным мясом для барбекю и прочей снедью (кстати, совершенно не по-американски), а от покупки алкоголя Данил нас отговорил.

Данилов друг с женой проживали недалеко за городом. Их дом, одноэтажный, с плоской крышей, оштукатуренный и выкрашенный в ярко-желтый, был едва виден с дороги через разросшийся сад. Шорох гравия и шелест опавших листьев под ногами, желтый прямоугольник распахивающейся двери, и вот уже хозяева приветствуют нас как старых знакомых. Оба неуловимо похожи друг на друга, как все люди, живущие вместе долго и счастливо. Он — авиамеханик, она — водитель, в прошлом дальнобойщица, поэтому рядом с домом у них гараж размером с ангар, наполненный всякими ездящими штуками в разной степени разобранности. Всё свободное от дома и гаража место густо заросло разновсякой тропической флорой. Меня тут же мобилизуют на сбор апельсинов, хозяин вызвался показать, где здесь они растут, и по странной случайности путь лежит через гараж. Возвращаемся с полными пакетами, обсуждая тонкости холодного пуска дизеля. ”Ну вот, а мы чуть соков не купили” — улыбнулся Данил. Всё тут же выжимается, и хозяин дома смешивает коктейли, доливая в сок из огромной бутыли зелёного стекла. ”Ром” — отвечает он на наши вопросительные взгляды — ”Нет не наш, у нас тут сосед специалист”.

Что сказать, ром был действительно хорош, в соке почти не ощущался, мясо было запечено по-карибски, с восемью сортами перца, и мы расселись вокруг гриля в саду. Вокруг лампы бесшумно порхали большущие тропические бабочки и чертили зигзаги летучие мыши.

Возвращались за полночь, умиротворённые. Гостеприимная хозяйка села за руль минивэна и отвезла дремлющих нас обратно в город и в марину. В бешеном пуэрториканском потоке на магистрали она вела машину без подгазовок и торможений, ровно и быстро, как тридцатитонный грузовик. Ночью над нами пролетел скоротечный тропический шквал, мы проснулись с рассветом и спешно отчалили, чуть не забыв впопыхах заправленные баллоны с газом и ушедшего почистить зубы Пола Джексона.

Гаитянские пираты, известные своей жестокостью…

В самом начале нашего пути у нас был выбор: идти через океан, оставляя Багамы к югу, или южными проливами вдоль Гаити и Кубы. Штурманы команды, которыми были все, исключая Данила и Мэри-Лу, проложили северный маршрут на огромном куске специальной картографической кальки, и предъявили результат Данилу. Данил посмотрел на наше творчество, хмыкнул и на обратной стороне начертил южный вариант маршрута.

• — Вот так — сказал он — мы и пойдём. Я хочу чтобы помощь была близко, если случится что-нибудь. А по волнам, будьте уверены, мы еще наскачемся.

Именно поэтому весь первый день мы шли вдоль берега, чтобы к ночи окунуться в штиль, духоту и мёртвую зыбь пролива Мона. Меня сопровождал в ночной сон глухой рокот дизелей и отблеск ходовых огней в иллюминаторе. Будильник, поставленный на вибрацию, сработал без пяти двенадцать, и я проснулся в угольной черноте носовой каюты. В иллюминаторе не было видно ни огонька. Интересно, а почему не горят ходовые огни? Пощёлкал выключателем — свет в каюте не включался. Ещё интереснее… Пока одевался, заметил, что оба дизеля молотят на полном ходу. В тревоге прилетаю на кокпит: огни не горят, приборная доска закрыта полотенцем, у руля о чём-то совещаются шёпотом Данил и судовладелец.

• — Иван — сказал Данил — у нас проблемы.

Полчаса назад в эфир на тревожной частоте вышел капитан небольшого круизника и сообщил, что судно атаковано. По его словам, у нападающих были пистолеты и дробовики. Маломерные круизные суда весьма манёврены и хорошо ускоряются, это и спасло пассажиров и команду. Капитану удалось отогнать пиратов, действуя двигателем как водомётом, а потом оторваться и уйти в океан, пользуясь большей мореходностью, отделавшись лёгким испугом и разбитыми иллюминаторами. При всём при том он не потерял голову и сумел примерно подсчитать пиратов (вышло до дюжины), скорость их лодки в волнение (двенадцать узлов) и отметил координаты места.

Данил уже наметил точку нападения на карте и очертил круг радиусом шесть миль, полчаса хода пиратов на максимальной скорости. Мы уже находились внутри очерченной окружности, и при наших восьми узлах полного хода были для них лёгкой добычей. Поэтому-то мы и шли, полностью затемнившись, но ярко светящийся кильватерный след был виден издалека.

• — Иван, ты стрелять умеешь? — спросил меня Данил.
• — Не то, чтобы быстро, но метко — ответил я — Пистолет, мелкашка, Калашников.
• — Калашников — это хорошо, но чего нет — того нет. Держи ракетницу!

Я с удивлением рассмотрел в свете звёзд старомодную ракетницу, похожую на пистолет с широким дулом. Пистолет??

• — Вот именно, и полностью легальный — сказал Данил, заталкивая в ствол странную кургузую ракету — только заряд с картечью вынуть.
• — И вообще — прошептал Судовладелец, показываясь из салона с коротким помповым ружьём в руках — здесь территория Стреляющих Штатов Америки.

Уже проснувшийся Питер с обычной его невозмутимостью встал у штурвала, Судовладелец ушел в салон, Данил занял позицию в кокпите, а я отправился на нос вперёдсмотрящим. Ночь была чёрной, безлунной, в высыпавших на небе звёздах можно было заблудиться. Млечный Путь, из города едва различимый, здесь сиял огнями на полнеба. Звёздам вторили другие огни: светился океан. Мерцали глубины, посверкивали гребни волн. Тонкими росчерками проносились вокруг кальмары, и серебрился за нами кильватерный след. Некоторое время рядом с нами под самым килем плыли какие-то огромные тени, тоже сопровождаемые свечением моря. До самого горизонта — никакого присутствия человека. Так мы и шли всю ночь до утра, никого не встретив и истратив полбака соляры с левого борта.

Оружие на борту (лирическое отступление).

Вообще-то, все частные суда должны заходить в порт без оружия на борту. Единственное исключение — пистолет у капитана на больших коммерческих. Всё остальное оружие — нелегальное и его наличие карается по суровым морским законам, вплоть до объявления такого судна пиратским, со всеми возможными последствиями. С другой стороны, настоящие пираты живут в местах, где подобные законы не особо жалуют, и поэтому у них-то как раз с оружием всё в порядке. Вот и ухищряются судовладельцы и шкиперы, стараясь избежать подобных встреч. К сожалению, попасть, например, в Сингапур можно только через опасные моря. И что тогда делать?

Был у меня знакомый, дядька с парусным стажем, еще в восьмидесятые имевший капитанскую лицензию. В лихие девяностые, когда большинство из нас перебивалось случайными заработками, он решил попробовать себя в перегоне яхт. И тогда, и сейчас капитана, с какими угодно корочками и сертификатами, просто так на перегон не возьмут. Нужны рекомендации, а для них нужны перегоны, получается заколдованный круг. Вот и пришлось моему приятелю соглашаться на первое же предложение, оказавшееся весьма рисковым.

Некий англичанин, проживавший на Кипре, купил в Южной Африке катамаран (кстати, у той же фирмы, что делала и нашу посудину) и захотел перегнать его по месту жительства, для чего нанял моего приятеля с командой. В команде еще планировался друг по МГУ-шному яхт-клубу (у которого не получилось с визой) и два матроса, точнее, две матросочки. Итого вышло пять человек: мой приятель, две девушки и англичанин-судовладелец с его бойфрендом. Для полных вахт народа не хватало, и шкиперу пришлось стоять за двоих.

С тех пор, как французы прорыли Суэцкий канал, в Средиземку вокруг Африки есть два пути. Один старый, Васко-да-Гамский, через запад, длинный и нудный, с огромной полосой штилевого моря посередине. Жара, духота, во внутренних помещениях благоухающие канистры с горючкой… Второй через восток: короткий, с хорошим ветром всю дорогу. Обогнуть Африканский Рог — и в Красное море. Кстати, Африканский Рог — это Сомали. В начале девяностых до разгула сомалийского пиратства было еще далеко, и район считался умеренно опасным, примерно как Нигерия на западном берегу. Так что мой приятель после раздумий согласился на восточный маршрут.

Сказано — сделано! Перегон начался, но, чем ближе подходили мореплаватели к Африканскому Рогу, тем тревожнее становились слухи. После Занзибара господин Судовладелец начал потихоньку ударяться в панику. Приятель мой тоже стал задумчив и набросал маршрут через Сейшелы. Для такого перехода нужно было много припасов, которыми решили запастись в Момбасе.

Русская часть команды вернулась на борт с несчётными сумками всяческой снеди (всё, кроме мяса, которому мой знакомый в Африке не доверял). Их встретили сияющие как два юбилейных фунта Судовладелец с Бойфрендом и показали свои приобретения: два новеньких, в масле, китайских калаша и к ним два цинка патронов. Мой приятель вздохнул, почесал в затылке и поздравил с покупкой.

На следующую ночь, уже в океане, завершив свою двойную вахту, он застал в салоне такую картину: на столе разложены части разобранных автоматов, и сидят весьма обескураженные Судовладелец и Бойфренд.

• — Что случилось? — спросил шкипер.
• — Да вот, собрался почистить — хмыкнул Судовладелец — разобрал, почистил, а как собрать — не знаю.
• — Так их же два! — удивился мой приятель — второй бы разобрали, посмотрели, как там и что.
• — А я говорил! — встрял Бойфренд — А ты: Оба сразу, оба сразу!
• — Может, ты знаешь? — и два вопросительных взгляда скрестились на усталом шкипере.
• — Мне умыться надо, вся морда в соли — сказал шкипер — вам Оля поможет. Оль, собери дяденькам автомат, им на вахту пора.
  Оля подошла к столу и, привычно беря детали, собрала автомат. Положила на стол, потянулась ко второму…
• — Олья, стоп! — прервал её Судовладелец. — Где ты научилась этому?
• — В школе.
• — В школе KGB? — округлил глаза Бойфренд.
• — В школе Spetsnaz? — блеснул познаниями Судовладелец.
• — В обычной школе, на НВП… как это перевести-то… Basic Military Training.
• — Я не верю! — Судовладелец встал из-за стола.
• — Ох, как же убедить вас… Вот, придумала. Сейчас Ленку позову. Лен, Ле-ен, помоги англичанам автомат собрать!
• — Сама не можешь? — сонная Лена появилась из дверей каюты.
• — Тебя надо для статистики.
• — Для статистики… — Лена подошла к столу, не глядя, собрала автомат, щёлкнула спуском и положила на стол. — Всё, я досыпать пойду.
  После этого Судовладелец с Бойфрендом посмотрели сначала друг на друга, а потом на показавшегося из гальюна моего приятеля.
• — Не знаю, как ты — промолвил Бойфренд, — а я стал меньше опасаться пиратов.

Знакомства там, наверху.

Первые два дня нашего плаванья ветра не было. То есть, совсем. Данил смотрел в небо и чесал бороду, потом смотрел на уровень солярки в баках, и опять чесал бороду. Правда, его же стараниями у нас был резерв: шесть пластиковых сорокалитровых канистр, из которых производилась аварийная процедура № 8, а именно, дозаправка в море.

Покажите мне того извращенца, который проектировал горловины баков! Они смонтированы не в палубе, а в борту, и смотрят наружу. Наружу! Я понимаю, это выглядит шикарно, когда в марине услужливый заправщик наполняет их из серебристой цистерны, вытирает сияющий борт и ловит небрежно брошенную рандовую монетку на чай. Удобно, луж из горючего нет на палубе. Но в океане! На зыби! Из скользкой пластиковой канистры весом в сорок кило! ВЕСЬ В СОЛЯРЕ!!!. За проявленное мужество, смекалку и небрезгливость был произведен в боцмана с торжественным купанием на лине. Что я вам скажу, стиральный порошок и протяжка в море на шести узлах делают чудеса. Я вылез на борт такой же розовый и чистый, как в день моего рождения, и потом долго не верил, что потоком воды ничего не оторвало и не унесло.

После той достопамятной ночи ничего особенного в нашем плавании не было. По левому борту тянулись холмы Гаити, покрытые дымом: жители пускали палы, выжигая джунгли под пашни. Дымные облака растекались по склонам и тянулись в штилевое море толстыми серыми космами. Запах дыма смешивался с выхлопом дизелей и вездесущей вонью соляры, порождая весьма депрессивное сочетание. Судовладелец размотал за кормой толстую лесу с яркой блесной, но почему-то в этих богатых рыбой местах клёва у нас не было. Мэри-Лу решила побороть охватывающее нас уныние с помощью блюд филиппинской кухни, что вышло у неё хорошо, не считая добавленных в общий коктейль запахов горячего масла и специй. Данил со своей стороны взялся за нас проверенными методами; целый день все свободные от вахты проводили в работе: чинили, мыли, красили и полировали. Зыбь и жара делали своё дело: у нас стали появляться травмы. Судовладелец сорвал ноготь, откручивая приржавелый винт, и мне пришлось, вспомнив основную специальность, обрабатывать рану и срезать ноготь. Ник уселся на свежеошкуренный для покраски фиберглассовый кожух и много чего себе занозил. Я истратил полтора метра монтажной ленты на удаление инородных тел и раскрасил его йодом под леопарда. К концу второго дня путешествия ожила рация: чей-то хорошо поставленный голос вызывал нас.

• — Парусный катамаран, идущий под мотором с координатами …, назовите себя! — звучало из радио — Вас вызывает фрегат «Хоув» Королевского военного флота.

Данил назвал нас, наш маршрут и пункт назначения и спросил, не находится ли фрегат в патруле из-за недавнего случая с пиратами. С фрегата отвечали утвердительно. Завязался разговор, в ходе которого Данил рассказал о событиях прошлой ночи, упомянув как бы случайно о незапланированном расходе горючего. За время беседы едва различимая искорка по правому борту выросла в корабль военных очертаний. Носовое орудие было зачехлено, и это хорошо, а то я уже напридумывал себе всякого. Когда мы оказались в полукабельтове друг от друга, Данил и вахтенный на фрегате уже звали друг друга по имени, травили байки и вспоминали общих знакомых.

• — Так что там насчёт горючего? Сколько вам надо? — вспомнил вахтенный.
• — Да так, по мелочи, шести канистр хватит.
• — Ну что, тогда гребите к нам с канистрами. Мы их заполним, а вы пока бумаги подпишете.

Через две минуты наш тузик вспарывал носом волны, унося Данила, Судовладельца и пустые канистры. Обратная перегрузка оказалась куда сложней: отяжелевший тузик не хотел стоять у борта, зыбь подкидывала его и по-всячески вертела. Вытягивая тяжелую скользкую канистру, я оступился, ступня подвернулась, вверх по ноге долбануло хрустящей болью — и я охромел до конца плавания. Мы обменялись гудками с фрегатом, помахали им на прощание, и я занял обычную мою позицию на борту. Аварийная процедура № 8 требовала новых жертв.

Уже совсем под вечер Ник зашел в салон, где коротали время над судовым журналом Данил и Судовладелец, и сообщил, что появился ветер и его достаточно для постановки парусов. На это радостное событие из салона высыпали все, и оба паруса были поставлены за рекордное время. Ветер с норда унёс запахи дыма и выхлопа, на кокпите наконец-то запахло морем. Единогласно было решено ужинать снаружи.

Отдав должное вкуснющей тушеной курятине по-филиппински, мы расселись на кокпите, подставив лица ветру. Односложный послеобеденный разговор быстро свернул на удачи минувшего дня. Данил усмехнулся в бороду:

• — Со мной не пропадёшь! — сказал он полушутя-полусерьёзно — У меня там, наверху, знакомства — и показал пальцем в лиловое вечернее небо.
• — В смысле, знакомства? — удивился Ник.
• — Ну да, и по дружбе дают мне предчувствия, знаки, знамения, называй как хочешь. Были у нас проблемы с горючим, хлоп — и их больше нет. Не было ветра, раз — и он уже есть!
• — Хорошо, если так! — включился в разговор Пол, — А что говорят твои предчувствия об этом — и он показал на натянутую за кормой лесу — Клюнет на неё что-нибудь?
• — Не волнуйся — сказал Данил в тон — Клюнет и нас всех удивит.
  Мы еще посидели, наслаждаясь ветром и глядя по сторонам, как вдруг Ник вскочил с места.
• — Смотрите, там, за кормой! — закричал он.
  И мы увидели, как какая-то огромная туша появляется в буруне за кормой, поворачивается белым брюхом. Леска вмиг натянулась до звона, тренькнула и оборвалась.
• — Стоп машина! — приказал Данил — на винт бы не намотать. Потом обернулся к ошарашенным нам и сказал: — Ну вот, а вы, небось, сомневались.

Встречи в полночном море.

С ветром наше путешествие стало веселее. Пусть его и не хватало пока для хорошей скорости, но мы уже могли идти только на одном дизеле из двух и меньше расходовать горючее. Для меня настало время вожделенной парусной практики. На перегоне, когда и ветер, и курс долгое время постоянны, можно изменять натяжение парусов, их взаимное расположение и прочее, добившись в конце концов оптимальной тяги. Пусть у большого катамарана время реакции доходит до одной минуты, всё равно, за вахту я мог перепробовать множество различных вариантов. Правильно отстроенный парус давал заметную прибавку в скорости, и такие изыскания приветствовались всеми, включая Судовладельца. Только Данил, непонятно почему, смотрел на мои экзерсисы с видимым неудовольствием. Когда я спросил его о причине, он неодобрительно хмыкнул:

• — Снастями ты ёрзаешь, туда, сюда… Парус перетягивается, снасти трутся, рангоут нагружается бестолку… Не на регате мы сейчас!

Потом я не раз замечал, что отличные капитаны-перегонщики на регатах и гонках излишне осторожничают, выбирают безопасную нагрузку и курс, и оттого проигрывают своим более рисковым коллегам. Данила я послушал, согласился с ним, но парусами играть не перестал, только сделал настройку более щадящей, а во время регулярных боцманских обходов с большей тщательностью обследовал снасти.

Ветер всё свежел, качка тоже усиливалась, меня в носовой каюте уже ощутимо подбрасывало на койке. Ник первый из наших надел спасжилет (пижонский, с тревожным радиомаяком и автонаддувом), и тут же умостился на носовой сидушке, где самый ветер и волна. Вернулся через десять минут, совершенно мокрый, счастливый и в раздувшемся спасжилете. Умная встроенная автоматика приняла особенно сильное обливание волной за утопление, и тут же надула жилет, заклинив Ника в сидушке на пять минут, пока он не нашёл стравливающий клапан, а сдавленные его вопли о помощи никто в кокпите не слышал.

Весь третий день плаванья нам попадались корабли: попутные и встречные, грузовые, пассажирские, медленные и быстрые… Весь этот поток между Карибами и Штатами втягивался в воронку Багамского канала между Багамскими рифами и Кубой. Теперь нести ночную вахту стало гораздо труднее: приходилось высматривать в ночном море ходовые огни кораблей, определять на глаз их курс, брать пеленг, а при необходимости — связываться по радио и согласовывать курсы. Конечно, согласовывать — это сильно сказано: обычно вахтенный представлялся и спрашивал, не идем ли мы пересекающимся курсом и не надо ли нам его сменить.

• — Ну да, мы идём под парусом, вроде как, имеем приоритет — комментировал Данил, разлёгшись на банке в кокпите — но нам гораздо проще повернуть, чем, например, ему — и он показал зажатым в руке бутербродом на идущий встречным курсом здоровенный супертанкер.
• — И, кроме того — добавил Пол, выходя из салона, тоже с бутербродом в зубах — если он не отвернёт, то об нас даже краску не поцарапает. А нам будут опаньки.

Предмет нашей беседы всё тянулся мимо нас, а высокая кормовая надстройка еще была далеко по курсу.

• — И еще, никогда не проси их сбавить или прибавить ход! — Денис нанёс coup de grace моей вере в морские традиции — Тебя просто пошлют нафиг. У него каждая секунда полного хода — это двести долларов горючки, и подобный штраф на вахту судовладельцы могут повесить запросто.

Настроенный подобным образом, на свою вахту я отправился вперёдсмотрящим, вооруженный биноклем и рацией, в страховочной сбруе. В отличие от Ника, я устроил наблюдательный пост возле мачты: досюда волна пока не доставала, а за парус можно и заглянуть.

Ночная вахта в оживлённом судоходном канале — это четыре часа вращения головой, замечательная профилактика остеохондроза и тренировка зрительной памяти. Видишь белый огонь справа по корме — звезда это или корабль? Если корабль, тот ли это, что ты наблюдал десять минут назад? Стал ли он ярче, или тусклее? Ага, ярче… А что это справа от него? О, да это зелёный ходовой огонь, значит, кто-то нас нагоняет и скоро нагонит. Ну и что, что красного не видно, может, он закрыт надстройкой или вообще не горит. Брать пеленг, при необходимости связываться для коррекции курса. А ведь это не единственный корабль в поле видимости — их несколько, и каждый приходится запоминать, отслеживать, брать пеленги…

Тот, нагонявший, оказался транспортом типа Либерти, привет из Второй Мировой, переделанный в сухогруз, и ходовой красный у него действительно не горел. Зато радист у него бдел на вахте, а не в видеоигрушку гонял. Тут же нашелся вахтенный, я в рацию слышал, как он гоняет дежурных ремонтников до боли знакомым лексиконом. М-да, «я русский бы выучил только за то…». Меня поблагодарили и проследовали дальше, на Сантьяго, оставив нас всматриваться в горизонт.

Впрочем, что там всматриваться? Прямо по курсу звёзды поблёкли, над горизонтом переливалось зарево. “Круизный лайнер, встречным курсом“ — разъяснил Питер — “Сейчас появится“ И впрямь, появился! — над горизонтом вставала мачта, расцвеченная прожекторами. Вот показался мостик, а вот и палуба за палубой выходят из-за горизонта яркими полосками, начисто забивая моё ночное зрение. Какие там ходовые огни, где? “Посмотрим, где мачта“ — пока я тёр ослеплённые глаза, Питер невозмутимо приник к биноклю — “Ага, прямо над мостиком. Значит, идёт на нас контркурсом. Надо связываться.“

Я настроился на шестнадцатый канал, вызвал круизный лайнер, подождал, повторил вызов… Никакого ответа, а между тем он уже показался из-за горизонта целиком, и вся сияющая громадина невозмутимо пёрла нам навстречу. На мой отчаянный вызов откликнулся только давешний сухогруз: “Слушай, земеля, это же круиз, у них радисты часто [bebeeep] пинают. Так что, готовь ракетницу!“ Ракетница в чехле, ракеты рядом в кармашках… блин, какой же там код: красный? Белый? — всё забыл на нервах! Белая ракета с шелестом ушла в зенит, лопнула и осветила нашу посудину. Через десяток секунд нас вызвали по рации. Голос недовольный, говорит по-английски с густым средиземноморским акцентом, среди фоновых шумов — явственное хихиканье. Стараясь не сорваться, повторяю запрос. Мне отвечают: “Всё в порядке, следуйте прежним курсом“. Какой, нафиг, прежний?! Вот мы, а вот они, идём навстречу друг другу. Да нас одним буруном перевернуть может! Ну их, такие курсы! Питер был со мной согласен.

• — Вас не понял, вас не понял, сильные помехи. Отклоняюсь налево пятнадцать, налево один-пять, новый курс двести семьдесят, новый курс два-семь-ноль. Over.

Мы повернули влево на пятнадцать, а потом еще на десять, и всё равно туша круизника прошла в двух кабельтовых от нас. Ярусы палуб возвышались над нами стеной, грохотала музыка, с открытых балконов щёлкали вспышками. В довершение всего с мачты засиял прожектор, осветив наше судёнышко и ослепив меня и Питера. Вся команда как по тревоге высыпала на палубу. “Вот, гады!“ — выразил общее мнение Данил — “Аттракцион из нас сделали. Это они специально так!“ Снова ожила рация. “Мальчики, вы были восхитительны!“ — сказал из неё хмельной женский голос — “Извините Луиджи за невинную шутку, это я попросила.“ Я задохнулся, все цензурные слова куда-то делись. Вместо меня рацию взял Данил, процитировал статью Морского кодекса, время и координаты нарушения и вежливо попросил Питера занести всё в журнал.

Проводив морского мега-хулигана незлым тихим словом, свободные от вахты отправились по каютам спать, мы же с Питером снова вперили восстановившиеся глаза в горизонт. Почти сразу же оба увидели по курсу пару очень странных огней. Белые, как ходовые, они могли бы обозначать судно на ходу, но ни красного, ни зелёного мы не разглядели. Впрочем, если мы видим его борт, то оно точно куда-нибудь уйдёт, вправо, влево — неважно, освободив нам дорогу. Время шло, мы сближались, но загадочное судно оставалось прямо по курсу. Более того, белые огни слились теперь в один, что значило, что наш визави повернулся в нам кормой… или носом! На вызовы по рации нам отвечал только треск помех. “Давай уклоняться“ — решил Питер. Право двадцать!

Ночное море обманчиво: таинственное судно оказалось гораздо меньше, чем мы думали — и гораздо ближе! Мы обходили, оставляя слева по борту, роскошную круизную мотояхту. На её борту — ни шума, ни движения, ни даже всегдашнего гудения генератора. Темнота и тишина, только два габаритных огня, которые мы и видели. “Как ты думаешь, может, им нужна помощь?“ — задумался Питер. Пробужденный сменой курса и изменением оборотов дизеля, в кокпит вскарабкался зевающий Данил. Увидев яхту, округлил на нас глаза:

• — Вы что здесь забыли? — прошептал он — Быстро рвать отсюда когти!

Когда яхта призраком растаяла за кормой, мы спросили Данила, чего он так испугался.

• — Смотрите! — сказал Данил уже нормальным голосом — Дорогущая яхта лежит в дрейфе, да не где нибудь, а между Гаити и Кубой, без шевеления на борту. Скажите честно, нам это надо?

Крыть было нечем. Мы согласились с Даниловой логикой и продолжали нести вахту. Герои авантюрных романов непременно пошли бы на яхту и огребли на свою голову сюжета страниц на двести. Увы, вокруг нас была реальная жизнь. Данил теперь уже не ушел в каюту, а укрылся одеялом в кокпите.

• — Как ни уйду спать, у вас опять приключение — проворчал он — Буду здесь с вами бдеть

Он действительно провёл с нами остаток вахты, пока не вышли на смену Пол и Ник. Из-за этого и случились с нами последующие события.

Шторм.

Вы часто просыпались в невесомости? Я именно так и проснулся под утро той же ночи. Ощущение падения, вокруг — только воздух, темнота и вой в темноте, и потом резко — удар об подволок каюты лицом и раненой ногой. О-о-ой, что ж так больно-то! Сознание моментально включилось, на автомате схватился за поручень, и тут проснулось и подняло тревогу внутреннее чувство опасности. Что-то было не так. Опасно не так.

Беглый взгляд в иллюминатор — в свете палубного фонаря мечется и хлопает полотнище стакселя, облепив прижатую к борту человеческую фигуру. Опять волна в борт, да сильно как! Снова многоголосый вой, как ветер в трубе….

Ветер! Мы попали в шторм! Накинуть ветровку и сбрую — секундное дело, обуваться дольше: саднит ударенная по больному нога, потом приковылять наверх. В открытую дверь тут же ворвался ветер, несущий хлопья пены, чуть не затолкал меня обратно в салон. Ого, а я вовремя: вокруг бушует и ревёт, в кокпит захлёстывает пена, Пол с видимым усилием вцепился в штурвал, и больше никого на кокпите нет. “Где Ник?“ — он угадал мой вопрос, звук которого оборвал и унёс ветер, и только мотнул головой вперёд на палубу. Вся палуба освещена мачтовым фонарём, так что оступиться мне не грозит. Враскорячку доплетаюсь до стакселя, дёргаю запутанные шкоты. Парус с фырканьем уходит за борт, освобождая Ника, который тут же садится на палубу, не обращая внимания на хлещущие волны. “С тобой всё нормально? Не ранен?“ — он только улыбается и трясёт головой. Тащу его в кокпит, а навстречу мне уже ползут, пристегнувшись, Мэри-Лу и Питер. Отдав Ника им на попечение, остаюсь у мачты с Данилом: брать рифы на гроте, скручивать стаксель и закреплять всё по-штормовому.

Зимние шторма на Карибах налетают быстро, и почти без предвестников, ветер набирает полную силу за считанные минуты. Коварство стихии не было опасно для утренней вахты: опытный мореман Пол Джексон углядел приближение шторма за несколько минут. Ошибка его была в том, что, понадеявшись на свой морской опыт, он не стал будить команду, решив, что они с Ником справятся вдвоём. Дальше была заклинившая закрутка стакселя, сам парус, заполоскавший по ветру и прижавший Ника к леерам, да так, что еще чуть-чуть — и вытолкнет за борт и, в довершение всего — сдохший от перегрузки автопилот и гидроусилитель штурвала. Оказывается, я действительно успел вовремя.

Чуть отойдя от аврала, зашли в салон, и узрели там полтергейст в действии: все незакреплённые предметы под ударами волн встряхиваются в тесном пространстве салона как в огромном миксере. «Утюги за сапогами, сапоги за пирогами…». Утюгов, к счастью, не было, но мне прилетело в затылок пластиковой канистрой с маслом, а за Мэри-Лу погнался увесистый лоцманский атлас, кровожадно щёлкая переплётом. Хорошо еще что посуду мы её стараниями моем после, а не до, еды, а то бы еще и «Федорино горе» проиллюстрировали, хотя мне уже виденного в салоне хватило с избытком. Да-да, уважаемый читатель, признаюсь честно, я сбежал от прыгучих бутылок и летучих полотенец, на волю, в кокпит, оставив Судовладельца и Мэри-Лу бороться с вещами и Ника — предаваться самолечению пуэрториканскими запасами. Снаружи всё так же выл ветер и били волны, но паруса были зарифлены, вещи закреплены, и Пол держал курс, с усилием, но ровно ведя катамаран наперерез волнам.

Тем временем настало утро, и невидимое за тучами солнце взошло, осветив небо у горизонта, и показалось мне, что это задник исполинской сцены. Кулисами здесь были дождевые шлейфы туч, а зрителями были мы. И на этой сцене шло представление — на ней танцевала нечеловечески гигантская фигура, похожая на куклу из палочек, но огромная, достигающая головой туч. Одетая в водяную пыль, она изгибалась, как в восточном танце.

• — Твистер, водяной смерч — сказал мне в самое ухо Данил. Только сейчас я заметил, что он одет, как и все мы, в ветровку, жилет и сбрую.

Тут из-за кулис выплыла вторая извивающаяся колонна, и они начали медленный танец, обходя друг друга. А дальше, за пеленой дождя, виднелись ещё, и ещё. Свистел ветер, бушевали волны, а мы чувствовали себя детьми, которые попали на таинственный праздник неведомых существ и, не дыша, во все глаза смотрят на происходящее.

Жаркое из летучей рыбы.

До полудня шторм стих так же быстро, как и налетел, оставив после себя несущиеся рваные клочья туч, ветер на шесть баллов с порывами и резкую короткую волну. Как объяснил Данил, к северу от нас большие океанские валы дробятся на рифах и рождают этакую рябь, с полутораметровыми злыми волнами. От их ударов катамаран гудел как барабан, но держался.

Мы подсчитали потери. Можно сказать, дёшево отделались: одна погнутая леерная стойка, подтекающие иллюминаторы на правом борту, ненадёжный автопилот. Ещё одну потерю обнаружила Мэри-Лу, собираясь готовить завтрак: не работал холодильник. Тридцать литров его были загодя набиты всяческой снедью, которую мы расходовали экономно, понемножку на все шесть дней пути. Теперь всё это богатство разморозилось и больше одного дня не проживёт. Ко всему прочему, перелечившийся Ник поставил обратно незакрытую бутылку, и она упала от качки. Теперь холодильник предлагал нам на выбор колбасу с ромом, сыр с ромом и проспиртованные сосиски. И колбаса, и сыр по американскому обычаю были куплены уже нарезанными, и поэтому сейчас в пищу годились весьма условно.

Ник, мучимый совестью и похмельем, вызвался сварить обед из сосисок и макарон, но плита, пыхнув желтым огнём, отказалась зажигаться. Дело житейское, кончился газ в баллоне, у нас было еще два, в Пуэрто-Рико заправленных доверху. Пол сноровисто поменял баллоны, но и с новым дело не заладилось: плита молчала и не зажигалась. Данил подключил третий — та же история. Похоже было, что какой-то шакал из яхтсменов ночной порой поменял наши заправленные баллоны на свои, пустые, очернив душу кражей и сэкономив себе двадцать долларов. В довершение всего наши запасы галет промокли натёкшей из иллюминатора морской водой.

Чипсы и сосиски (холодные), сосиски и чипсы! — вот каково было наше меню на оставшиеся два дня перегона. Надо сказать, что теперь, когда гидроусилитель штурвала не работал, вахтенному приходилось трудиться всерьёз, чтобы удержать наше судно на курсе. Четыре часа усиленной мышечной нагрузки, пусть даже и сменяясь — калорий уходит прорва. Сменившиеся с вахты молотили наше скудное меню так, что треск стоял, и даже заспиртованные помидоры уписывали с благодарностью во взгляде. Мэри-Лу, глядя на это, страдала всей душой. Порывшись в куче барахла, оставленного в рундуках с чартерных времён, она разыскала там блесну совершенно психоделического вида и, наживив, отправила за борт. Судя по окраске и дредам, блесна была предназначена для ловли раста-рыбы, которая так далеко от Ямайки не водится, поэтому разнообразить меню не удалось.

Тем временем мы уже прошли узость Багамского канала и повернули на север, к Флориде. Толкотня волн закончилась, нас подхватил на свои могучие плечи Гольфстрим. Цвет воды изменился, стал густо-синим, среди волн часто просверкивали косяки летучей рыбы. Ночью, когда мы с Питером стояли вахту, рыбки искрами проносились над палубой. То ли ходовые огни их привлекали, то ли еще что-то. Во время обхода я обнаружил, что палуба ближе к носу буквально кишит летучими рыбами. Вот так улов, сам идет к нам в лодку! Недолго думая, я собрал их в ведро и залил морской водой. Меня они не впечатлили: вылитая мойва, хоть и с крыльями.

На следующее утро Мэри-Лу действительно обрадовалась улову и, тщательно выпотрошив каждую рыбку, выложила их на противень. Среди оставленной от чартерных времён всякой всячины она обнаружила пакет с углем, а монументальных размеров гриль с тех же времён украшал наш кормовой транец. Ветер раздул огонь под решеткой, на краткое время превратив наше судёнышко в пароход, а еще через пять минут, привлечённая запахом, на кокпите собралась вся команда. Последним появился Данил. Узнав, что именно печется на углях, он скривился:

• — Ой, напрасно вы это делаете. Гадость эта летучая рыба: костлявая, и пахнет рыбьим жиром. Давайте лучше сосисок запечём, всё ж разнообразие!

Узнав, что сосисок больше нет, тяжело вздохнул:

• — Вот вечно так: как ни возьмусь перегонять, фунтов пять сброшу.

Мэри-Лу тем временем выложила рыбу на бумажное одноразовое блюдо. Действительно, пахло от рыбы странно: если бы я сам собственными руками не ловил её этой ночью, подумал бы, что она «спит» уже третий день.

• — Э — эх! — сказал Данил, открывая пакет с чипсами — А ведь совсем недалеко от нас была Куба.
• — И что, Куба? — забеспокоился Судовладелец — нам на Кубу нельзя! Судно-то американское.
• — Видите ли, — улыбнулся Данил — тут есть тонкости. Дело в том, что весь Багамский канал находится в пределах территориальных вод Кубы. Так что, хочешь не хочешь, а все суда проходят через них. С другой же стороны, кубинские рыбаки, наловив, к примеру, лангустов, чуть-чуть отплывают от берега, и вот они уже в судоходной зоне.

Глаза его прикрылись Данил размечтался

• — Идешь, бывало, Багамским каналом, чуть принял к югу — и вот они, рыбаки. Кричат: «Лангуста! Лангуста», и на вытянутых руках показывают во-от таких зверюг! — тут Данил развёл в стороны руки. — И валюты никакой не надо, сплошь бартер: ты им пива, они тебе лангуста, расходимся довольные!
• — И тем самым нарушаете закон о торговом эмбарго Кубы — в голосе Пола Джексона сквозило ехидство — А если кто узнает?
• — Вот потому американские яхтсмены строго блюдут законы, и никогда не меняют на пиво этих вкусных, только что выловленных, мясистых лангустов — сказал сурово Данил и решительно пододвинул к себе тарелку с летучей рыбой.

Земля!

Ну вот и последний, шестой день нашего путешествия. Удивительно спокойный, надо сказать. Разношерстная наша команда втянулась в ритм, мы уже не стучимся об углы, даже в ночной темноте салона, и без будильника просыпаемся на вахты. Ветер как был так и остался, почти семь баллов, но мы к нему уже привыкли. Нам помогает течение, и Пол с гордостью уже дважды выводил в журнале скорость в девять узлов. Мы приспособились-таки кипятить воду на гриле, и я соорудил на обед макароны по-флотски, правильные, с тушенкой. Даже раны, полученные в плаваньи, у всех зажили, несмотря на влажность и постоянную нагрузку. Только я шкандыбаю на хромой ноге как Джон Сильвер.

Под вечер шестого дня появилась сотовая связь, первым у Данила на старомодном, но до жути мощном аппарате с внешней антенной. К нему тут же выстроилась очередь «на позвонить». Я тоже дождался и обменялся счастливыми репликами с семьёй. Слышно было всё еще плохо, но радость в голосе родных было не скрыть. Почти сразу же забеспокоился Пол: ему могли звонить заказчики по поводу многочисленных его проектов, включил свой телефон и отправился на левый борт, как будто разница в четыре метра могла помочь.

Близость берега чувствовалась в воздухе, несущем запах пальм и бензина, в криках чаек и снова изменившемся ритме волн. Все наши распаковывали сумки, вывешивали сушиться или клали под матрас «гладиться» рубахи. В гальюнах брились, расплёскивая неприкосновенный запас воды. Мэри-Лу в салоне сосредоточенно красила ногти, и от ударов волн дребезжала на столе косметика.

Мы с Данилом обходили катамаран вдвоём, составляя список поломок для страховой компании. Список получался длинный, но всё по пустякам.

• — Не стоит это предъявлять страховщикам — рассуждал вслух Данил — Они, конечно, выплатят, но потом страховой взнос задерут. Мы лучше сами.

С этими словами он полез в машинное, откуда через минуту вернулся озадаченный.

• — Иван, попробуй запустить второй дизель! — попросил он. Я нажал кнопку, повернул ключ… Дизель не запускался!
• — Сдохла пусковая схема, причём, где-то закоротило — поставил неутешительный диагноз Данил. — Пусковые аккумуляторы разряжены в нуль. — Да уж… Выходит, мы дойдем на одном только дизеле…
• — И если он заглохнет, его больше не запустить.
  Как-то мне фатально не везёт на двигатели в пути. Не первый, между прочим, случай.
• — Land ahoy!! — выкрикнул Пол с борта, и кокпит над головой задрожал от топота бегущих ног. Вылезли и мы. Право, на это стоило посмотреть: на фоне закатного солнца прямо из океана вставали небоскрёбы Майами.
• — Ну вот, мы у цели — сказал Данил — Еще четыре часа — и дома.

Четыре часа мы шли вдоль постепенно меркнущей линии заката и разгорающихся огней. Фары машин, вспышки рекламы, линии фонарей вдоль улиц — а мы, похоже, отвыкли от всего этого. К причалам Форт-Лодердейл мы подошли уже поздно, в самый отлив. Данил пригласил Судовладельца к штурвалу.

Маневрировать в тесном канале против отливного течения — дело и так не простое, в порывистый ветер, да на одном дизеле — сложнее в разы. Мы чудом разминулись с буксирами, волокущими плавучий док, потом долго нацеливались под мост. Данил, кажется, пожалел о своём опрометчивом решении. На лбу Судовладельца выступили крупные капли пота. Остальные могли только сочувствовать и стоять по бортам с кранцами, на всякий случай. В очередной раз промазав мимо створа, Судовладелец не выдержал и взял рацию.

• — Pan-pan, pan-pan. Катамаран …, маневрирую в канале против сильного отлива, имею проблемы с двигателем. Прошу помощи.
  В ответ рация чихнула и сказала сонным голосом:
• — Катамаран, вы к первому пирсу сами причалите, или вам нужна помощь?
• — Причалим, причалим! — сказали, показалось мне, мы все хором.
• — Хорошо, чальтесь там. Эту ночь забесплатно. Пришлю к вам таможенника, а завтра посмотрим что и как.

Дважды просить нас было не надо. Катамаран был немедленно притёрт бортом к свободному месту на пирсе № 1. Тут же был прокинут электрокабель и шланг с водой (бесплатно же!), и мы, будто не было долгого стояния с кранцами, зашуршали по судну со швабрами, отмывая его от сантиметровой толщины соляной корки. Заправившись водой под пробку, сошли на берег. Как же это странно, быть на берегу после недели в море! Земля стоит под тобой и совсем никуда не двигается, а вокруг всё какое-то пёстрое, быстрое и маленькое. Даже голова кружится с непривычки. Решил пройтись вдоль пирса и адаптироваться, Данил присоединился к прогулке.

Первый пирс Форт-Лодердейла — это ярмарка тщеславия, выставка напоказ воплощённой американской мечты. Наш кораблик (сорок пять футов длина, двадцать метров мачта) не просто потерялся среди стоящих громадин: его невозможно было разглядеть! И ведь все эти суда — чьи-то частные яхты, буквально, лодочки для покатушек. “Я говорил“ — продолжает разговор Данил — “Тузик надо брать самый большой, который только можно упихнуть на палубу. Вот смотри!“ — и показывает на одну такую яхту. Там на кормовой шлюпбалке висит тридцатифутовый катер. Хмм, а на верхней палубе вообще вертолёт: “Предводитель команчей живёт в пошлой роскоши“. Дошли до ночного кафе, посмотрели в меню, разглядели ценники, крякнули. Что ж теперь, возвращаться к нашим с пустыми руками? “Зачем же с пустыми?“ удивился Данил — “У меня здесь машина на стоянке, прокатимся“. На даниловой машине, старом пыльном джипе с брезентовым кузовом, мы посетили пару магазинов и, вернувшись, устроили настоящий пир, первый на твёрдой земле. На следующий день нас ждал ремонт, перегон на финальную стоянку, а меня — обратная дорога.

Эпилог.

Я вернулся домой загорелый до черноты, хромой, привезя для маленькой дочки красивую розовую раковину. “Хорошо походил?“ — спросила меня жена, и на мой утвердительный кивок загадочно прищурилась: “Это важно, потому что следующие полтора года у тебя не получится“. Так я узнал о грядущем прибавлении в семействе.

Прошло время, и за это время много интересного и разного случилось в моей жизни. Из той моей команды только Судовладелец подаёт о себе весточки: из Вальпараисо, Гонолулу, Сиднея… Судя по всему, дела у него идут неплохо. Данил устроился на работу, опять по специальности, только уже без командировок в Россию. Мои детки подросли достаточно, чтобы самим читать (и сочинять!) истории про пассаты, шкоты, кильблоки и прочие жвакагалсы. Этой весной мы с ними решили пройти по Карибам. Я думаю, нам будет о чем написать.

Муравьёв Иван Валентинович

Родился в 1966 году в посёлке Пестяки Ивановской области. В детстве с семьёй поездил по стране, по медицинским показаниям. Тяга к путешествиям осталась по сей день. В 1989 закончил Второй Московский мед, параллельно занимался нейрофизиологией. За долгие годы накопилось достаточно интересного, чтобы о нём поведать. Чем и занимаюсь, урывая минутки между работой и семейством.